20-ые годы прошлого столетия: НЭП в самом разгаре. Бывшие "красные" командиры после окончания гражданской войны не смогли найти себе применения в мирное время и ворвались в воровскую  столичную среду, потеснив самый высший эшелон...

- Где она, обещанная райская жизнь? - с этими словами Василий, сосед Семёна по торговому прилавку, бросил последний из непроданных мешков с мукой на подводу, и шумно хлопая себя по рукавам старенького матросского бушлата, отряхивал пыль.

- Ты бы что полегче спросил! — сдвинул картуз на затылок Семён. Как и у Василия, у него торговля не шла. Из привезённых из родного села на базар в Москву   восьми мешков муки продалось только два...

На том и распрощались с Василием. Тот двинул в родное село, а Семён решил остаться  ещё на один день - глядишь, и покупатели найдутся. Перетаскав оставшиеся мешки на базарный склад и рассчитавшись за предоставленный торговый прилавок, Семён зашагал в двухэтажный особняк, принадлежавший ранее какому-то сбежавшему после революции князю. Особняк теперь отошёл базарному хозяйству и напоминал муравейник, потому как был переделан под гостиницу с крохотными комнатками.

Из всего убранства в комнате, которую снимал Семён, стояла кровать, застеленная грубым солдатским одеялом да колченогий стол со стулом. Стул, на удивление, был резной работы, с обшивкой из дорогого узорчатого материала.

Отстояв очередь и умывшись в моечной, рассчитанной на весь этаж, Семён переоделся в чистую одежду, сел на стул и призадумался. Чем бы заняться? Пересчитав ассигнации - выручку от проданной муки - недовольно поморщился: негусто. Посидев минуты две в оцепенении, решительно встал и направился к выходу.

Немного времени спустя извозчик его вёз в оживлённый район Москвы, где кипела вечерняя и ночная жизнь: горели фонари и из распахнутых настежь дверей пивных доносилась музыка и хохот разгулявшегося народа. В одну из таких пивных и направился Семён.

В пивной горел тусклый свет, под потолком висел табачный смог, а за столиками сидели и гоготали разомлевшие завсегдатаи и залётные гуляки. С порога в нос ударил кислый запах. Отыскав глазами свободный столик, Семён прошёл к нему и присел на узкую лавку. Тут же появился подросток в замызганном фартуке и получив заказ, скрылся. Через пару минут  перед клиентом стояла кружка ароматного пива и тарелка с вяленой воблой. Припав к кружке и сделав несколько больших глотков, бывший  красный  командир огляделся.

Стены пивной были обшарпанные, пол посыпан опилками. «Нехитрое убранство», - подумалось невольно. За столами сидела самая разношёрстная публика. Кто-то гоготал, кто-то уже лежал лицом на столе, в ворохе рыбной чешуи. За некоторыми столами, разбавляя компании «аристократов» московского дна, сидели девушки, раскрасневшиеся, с бесстыдно оголёнными плечами, пили наравне с мужчинами и время от времени нахально бросали взгляды на Семёна. «И чего пялятся, бестии?» - злобно скрипнул зубами незадачливый торговец и опять жадно припал к кружке. По телу разлилась приятная теплота, краски в пивной стали сочнее.

-Водки! - бросил пробегавшему мимо официанту Семён и словно по волшебству, на столе появился запотевший графинчик. Закусив выпитую рюмку телячьим языком, "товарищ командир" крякнул и, подперев голову широкой ладонью, задумался.

Как всё понятно было в гражданскую войну. Тут «красные», там «белые». А сейчас...
Семён, выросший в подмосковной деревеньке, застал революцию уже отпраздновав 18-ю весну. С заехавшим агитационным отрядом подался в Красную Армию и сразу попал на передовую. После того, как были разбиты последние отряды Колчаковской армии, в чине командира отделения кавалерии Семён вернулся в родное село. О некогда лихих временах теперь напоминал только шрам от казацкой шашки - на всём скаку бородатый казак едва не снёс Семёну голову, чиркнув самым концом сабли от мочки правого уха до уголка рта...

Отец у него погиб во время войны с Германией, мать померла от тифа, пока он воевал с «белыми», братьев и сестёр не было и чем заниматься в мирное время, представления он не имел.

В родительском гнезде, после смерти матушки, было совсем уныло. Бревенчатый дом-пятистенок требовал крепкой хозяйской руки, хлев покосился, огород зарос бурьяном. Но тут неожиданно грянули перемены. Новая власть объявила о новой экономической политике (НЭПе), которая давала возможность предприимчивым людям заниматься свободной торговлей и восстановлением мелкого хозяйства. Распродав кое-что из имущества и добавив сбережения, полученные во время войны, Семён, как и его односельчанин Василий начал скупать у населения зерно, перемалывать его и вывозить на продажу в Москву. Поначалу дело шло неплохо, но потом на московском базаре появилось много таких «мукомолов» и торговля забуксовала. Вот после одного из таких торговых дней, сидел в пивной «новый помещик».

Залпом опрокинув ещё две стопки, Семён почувствовал накатившую блажь. И уже хотел было запустить табуретку в окно, да набить эти окружающие сальные и сытые кабачные морды, явно не знающие, почём стОит фунт муки, но тут в пивной неожиданно всё стихло.

На пороге появился господин в длинном кожаном пальто. Прокатился шёпот: «Трофим пришёл!». Не заостряя ни на ком внимания, этот явно важный посетитель  как-то рассеянно осмотрелся, потом прошёл и сел за свободный стол. Был он чуть выше среднего роста, крепко сложен, чёрные как смоль волосы были заботливо уложены умелой рукой парикмахера. Лицо было гладко выбрито. Подросток - официант тут же поставил на стол перед  человеком, приглушившим говор в пивной, расписанный узорами фарфоровый чайник, такую же расписанную чашку и какие-то сладости.

Видимо, этот гость здесь был на особом счету. Семён ревниво сверлил глазами кожаное пальто. Только хотел обратить на себя внимание — и на тебе! Ну, поглядим! Семёну не терпелось устроить разнос в этой крысиной норе - благо, силой Бог не обделил. Совсем недавно на вечеринке одной рукой поднял за край лавку, на которой сидело полдюжины мужиков — так те как горох посыпались...

Семён встал, прошёл к столу, где сидел господин и в наступившей гробовой тишине повисшей в пивной, сел напротив.

- Господин хороший, тужурка на вас знатная. Уж не из чекистов ли ты? - Семён это произнёс нарочито громко и задорно загоготал, предвкушая веселье.

В один миг все завсегдатаи пивной вскочили и обступили стол, за который присел мукомол. Толпа, возбужденно дыша перегаром ждала, чтобы Трофим только бровью повёл, и тогда десяток заточек вонзились бы в тело несчастного, имевшего неосторожность так дерзнуть. Трофим молчал, с интересом рассматривая незваного гостя - бесстрашные карие глаза этого крепко сбитого брюнета просто впились в Семена. Прямой нос, тонкие губы и волевой подбородок явно свидетельствовали о том, что человек этот был далеко не робкого десятка. Вдруг он неожиданно крикнул:

- Паша!  

Тут же из толпы протиснулся подросток-официант.

- Принеси пива гражданину, пожалуйста, - Трофим кивнул на сидевшего напротив Семёна.

Кружка с пивом мгновенно появилась на столе. Семён, не ожидавший такого поворота событий, машинально взял кружку и сделал несколько глотков. Трофим, коротким взмахом руки, дал понять обступившим, что пора расходиться. Толпа нехотя разошлась, и в пивной опять привычно загудело.

- Чем в Москве промышляешь? - спросил Семёна Трофим.

- Муку продаю, — совершенно сбитый с толку миролюбивым тоном «кожаного пальто», процедил мучных дел мастер.

- Торговля — богоугодное дело. И как, прибыль есть?

- А-а! - махнул рукой Семён,— не прибыль, одни слёзы, — с этими словами он сделал ещё несколько глотков.

- Ну, могу покупателя найти. Ежели есть интерес, завтра можно обсудить.

Семён кивнул.

- Тогда подходи завтра в скверик, что напротив пивной, в полдень - покалякаем, - Трофим подозвал официанта, положил на стол две бумажных купюры и добавил:

- Паша, позаботься, чтобы гражданин ушёл отсюда целый и невредимый, - поднявшись из-за стола, Трофим повернулся и зашагал к выходу. Налитый чай в расписной чашке, остался нетронутым...

К полудню Семён уже прохаживался по скверу. Уже начал подумывать, не подшутил ли над ним этот явно не последний человек в городе, как увидел степенно шагающего в том же пальто Трофима.

- Доброго дня, мучник, — улыбаясь, Трофим протянул Семёну руку.
Обменялись рукопожатием. Ладонь Трофима оказалось крепкой и жилистой.
Присели на скамейку.

-Вор я московский, — без предисловий заговорил Трофим, — в гражданскую сотней командовал, за новую власть воевал. Теперь вот с «фомкой» воюю, — горько усмехнулся.
- Догадывался, — ответил Семён и добавил:  — я тоже отрядом командовал.
- У тебя на лице всё написано. Нравятся мне отчаянные люди, — Трофим затянулся папиросой.

Помолчали. Трофим докурил папиросу, бросил окурок в стоящую неподалёку урну и по привычке, без предисловий, заговорил:

- Как ты понял, муку я у тебя покупать не буду. Зато предлагаю пару дел провернуть, после которых ты эти свои мучные дела забудешь.

- Это воровать, что ль, предлагаешь?

- Выше бери, — рассмеялся Трофим, — воровать - удел уголовников, мы то с тобой тюремные дворы не топтали за пару краденых коней.

- Бог миловал, — Семён ухмыльнулся.

- Забирать лишнее - это не воровство. Или забыл призыв нашего вождя - грабь награбленное? - глаза у Трофима насмешливо сверкнули.

- В общем, ты подумай хорошенько. Мне надёжный товарищ нужен, а как видишь, кругом такой народ толкается, который продаст при первой возможности или заточку под ребро сунет, — Трофим встал, давая понять, что разговор закончен.
Семён тоже встал.

- Если надумаешь — найдёшь через официанта Пашу в пивной, — Трофим протянул руку, пожал широкую ладонь Семёна и своей уверенной походкой пошёл прочь.

Два дня спустя в той же пивной Семён сидел за столом напротив Трофима.

Продолжение следует...